Глобальный костер из денег.

Известия 9 сентября 1998 года

Глобальный костер из денег.

Подавленные российским экономическим кризисом, иные предприниматели задаются вопросом: а не пора ли эмигрировать? Напрасные сомнения, ехать некуда. Мировое хозяйство стремительно приближается к состоянию глубокой депрессии, подобно той, которая охватила мир на рубеже 30-х годов этого столетия.
Все началось в июле прошлого года, в Тайланде. Давление спекулянтов вынудило центральный банк этой страны отпустить национальную валюту – бат. Через две недели после падения бата начался обвал индонезийской рупии, филиппинского песо и малазийского ринггита. К сентябрю курсы этих валют снизились на 30-40 %. В октябре кризис пришел в Гон-Конг. Местная валюта устояла, но рухнул фондовый рынок и рынок недвижимости. Гон-Конг лишь маленькая точка на карте мира, однако, следствия его финансового кризиса оказались весьма неожиданными: от взрывной волны «гонконгской бомбы» пошатнулись фондовые рынки по всему миру, а некоторым из них так и не суждено было восстановить равновесие.
В соответствии с канонами триллера события развивались по нарастающей. В течение всего лишь одного месяца, декабря, разыгралась остросюжетная драма под названием «Кризис краткосрочной задолженности в Южной Корее». Если в начали декабря правительство Южной Кореи уверяло весь мир, что краткосрочные долговые обязательства корейских корпораций не превышают 30-40 млрд. долларов, то к началу 1998 года эта цифра уже превысила 150 миллиардов.
Кризис в Корее сильно обеспокоил аналитиков, поскольку он легко распространялся на Японию, а перспектива втягивания в кризис Японии указывала на то, что кризис приобретает глобальные масштабы.
В самый разгар кризиса, все еще по недоразумению называемого «азиатским», фондовый рынок США продолжал устанавливать рекорд за рекордом. Мир развернулся в сторону Америки, туда стали стекаться все деньги. Однако 30-процентный рост фондового индекса в течение всего лишь одного полугодия на фоне снижения прибылей корпораций и темпов роста национального дохода говорили о том, что ситуация на рынке США предельно нестабильна.
К настоящему моменту девальвация стала реальностью для многих валют мира – от российского рубля, до мексиканского песо, от пакистанской рупии, до вьетнамского донга, от австралийского и канадского долларов, до южно-африканского рэнда… на очереди юань и гонконгский доллар. Активизировались спекулятивные атаки на рынках европейских валют. Под угрозой падения оказались английский фунт и немецкая марка. В конце августа зашатался американский фондовый рынок. Таким образом, всего за один год кризис, начинавшийся в странах АСЕАН, начал приобретать черты глобальной катастрофы. Какова природа этой катастрофы и что может выиграть и проиграть Россия в условиях мирового кризиса
Финансовые центры хозяйственная парадигма
Экономисты никак не могут решить вопрос, что первично – спрос или предложение. До сих пор выигрывали представители «школы спроса», утверждавшие, что для начала экономического подъема необходимо, чтобы население и предприятия предъявили достаточно большой по масштабам спрос на какие-либо товары и услуги. Пытаясь удовлетворить этот спрос, производители увеличивают выпуск. Однако существует и другая точка зрения, которая в контексте сегодняшней ситуации кажется более правомерной, - для начала подъема необходимо новое предложение. Действительно, откуда знать потребителям, какого именно товара или какой услуги им не хватает, если все свои видимые потребности они удовлетворили за прошлый период экономического подъема? Должен найтись кто-то, кто предложит им этот новый продукт. Именно в отсутствии нового предложения, как нам кажется, и заключается глубинная причина текущего кризиса мирового хозяйства.
Начнем с XVII века. В это время хозяйственный центр мира находился в Амстердаме. Центральным элементом хозяйственного стиля Голландии стала коммерциализация деревни. Сельское хозяйство, до сих пор отстраненное от активной экономической жизни, уступило соблазну технической культуры, начало энергично взаимодействовать с городами, урбанизировалось и в конечном итоге стало жить, как и город, за счет внешнего рынка. В результате Голландия оказалась насквозь пронизана рынком. Именно это глубокое проникновение рынка в ткань хозяйственной жизни и стало тем ноу-хау, на котором строилось могущество Амстердама.
В середине XVIII века Амстердам уступил свое место Лондону. Англия предложила миру машинную индустрию, неуемную жажду накопления реального капитала и идею свободного рынка. На этом основании она добилась абсолютного финансового господства, а мировое хозяйство пережило бурный период индустриализации, который завершился в том самом 1929 году.
США начали теснить прежнего лидера – Англию – в конце XIX века. В этот момент производство ВВП на одного занятого в США превысило аналогичный показатель в английской экономике. Но еще в течение 30-40 лет Англия удерживала свое финансовое лидерство за счет уже накопленного богатства. Однако после Великой депрессии фунт навсегда ушел на периферию финансового мира. Его место занял доллар.
Но и американское преимущество основывалось прежде всего на идее нового образа хозяйственной жизни, а уже потом на чисто экономических удачах. США первыми зафиксировали переход к модели всеобщего потребления. Немного разбогатевшему фордовскому рабочему последовательно предложили целый набор материальных благ – автомобиль, дом, прекрасный отдых, образование, всевозможные виды медицинских, юридических, страховых и прочих услуг. Рабочий согласился, послевоенная Америка построила общество всеобщего благоденствия и в течение более четверти века оставалась безусловным финансовым лидером мира.


Начало нестабильности
В начале 70-х лидерство Америки было уже под вопросом. Несмотря на то, что хозяйство ее основных конкурентов было практически полностью разрушено в ходе второй мировой войны, за четверть века им удалось совершить пару чудес, и к концу 60-х и Германия, и Япония уже серьезно теснили США. Если в 1947 году доля США в мировом хозяйстве составляла 40%, то к середине 60-х она сократилась вдвое. Финансовая мощь Америки к началу 70-х годов ослабла настолько, что президенту Никсону пришлось пойти на серьезную девальвацию американской валюты.
Впрочем, американцы и сами прекрасно понимали, что достигли пределов. Пережив энергетический кризис 70-х годов, американцы, а в след за ними и весь мир, добились потрясающих успехов в разработке ресурсосберегающих технологий. Более того, они совершили серьезный структурный сдвиг, занявшись строительством экономики услуг и информационных технологий.
Но увы, эти нововведения породили волну подъема значительно менее интенсивную и, соответственно, существенно более короткую, чем предыдущая. Если прежний цикл роста американской экономики занял чуть более 20 лет, то цикл роста 80-х завершился быстрее, чем за одно десятилетие – после кризиса 1987 года американцы хотя и не переживали экономических катастроф, но и бурного экономического роста не ожидали. Предложенные инновации по существу, не создали «нового предложения», они лишь завершили оформление стиля жизни общества «всеобщего благоденствия», но принципиально ничего не меняли. В результате уже к середине 80-х вопрос о новом экономическом лидере мира вновь обострился.

Япония – несостоявшийся перехват
Очевидным претендентом на лидерство была Япония. Многие аналитики трактовали кризис 1987 года как момент перехода денежного центра из США в Японию. Для этого у последней были все основания.
Послевоенное развитие Японии вошло в экономическую историю под названием «японского чуда». В течение нескольких десятилетий Япония поддерживала темпы роста национальной экономики на уровне 5-8% в год. До 70% доходов японцы сберегали. Более того, страна не просто накапливала богатство, но и уверенно теснила своих западных конкурентов на самых высокотехнологичных рынках.
Эти экономические успехи обеспечили колоссальный рост финансовых активов. К середине 1980 годов 8 из 10 крупнейших банков мира были японскими. Япония субсидировала весь мир своими капиталами. Только прямые зарубежные инвестиции японских компаний за 1980-1997 год составили 515 млрд. долларов.
Однако перехвата не случилось, и после кризиса 1987 года положение Японии не только не укрепилось, но становилось все более и более шатким.
Почему Япония не смогла стать лидером?
Эта страна всегда двигалась по пути, определенному западной парадигмой. Сначала она активно скупала патенты и лицензии, пытаясь ликвидировать технологическое отставание от Запада. Но когда отставание было в основном ликвидировано, выяснилось, что собственный креативный потенциал Японии невелик – все технологические инновации, которые предлагала миру Япония, имели чисто прикладной характер и полностью соответствовали уже сложившейся западной потребительской парадигме.
В начале же 90-х годов японцы полностью отказались от какой-либо специфичности экономического поведения. Желая спасти экономику от рецессии, правительство выбрало простую и понятную кейнсианскую модель – «массовый совокупный спрос (потребление) двигает экономику». Вопрос о японском лидерстве был закрыт.

Виртуальные денежные миры
После того как отсутствие лидера, а соответственно и центра притяжения капиталов, стало очевидным, накопленные в западных экономиках деньги ринулись в «виртуальный мир» финансовых операций с бумажными активами. Десятилетие после 1987 года стало десятилетием бума инвестиционных фондов. Новые институты, с одной стороны, позволили задействовать в финансовых спекуляциях даже самые небольшие накопления представителей среднего класса, с другой – начисто лишили спекулятивные операции экономической логики.
Мобильность денежных средств стала невероятной. Ежедневный объем сделок с валютой оценивается в 1,5 трлн. Долларов, то есть годовой объем операций на валютном рынке на порядок превышает объем мирового ВВП и на два порядка – потребность в операциях с наличной валютой для совершения внешне-торговых сделок. На операции с ценными бумагами приходится почти такая же сумма. Такой экспансии капитала лет за тридцать до этого было придумано – идеологическое обоснование создание глобального ринка. Однако сама по себе идея глобализации без серьезных структурных сдвигов в мировой экономике оказалась непродуктивной. Развивающиеся страны абсорбировали столько денег, сколько смогли, существенно приблизились к Западу по уровню хозяйственного развития и завалили мир никому не нужной товарной массой. Результатом глобальной экспансии стал тривиальный кризис перепроизводства.
Но кризис перепроизводства затронул не только те рынки, где доминируют развивающиеся страны. Падение цен и волна слияний, прошедшая по всему миру, указывают на наличие аналогичных проблем на рынке нефти, металлов, автомобильной продукции и услуг. Так что последняя попытка Запада преодолеть порог развития через глобализацию потерпела неудачу. Что же дальше? Конец истории виртуального денежного мира мы переживаем именно сейчас. Естественным итогом этого процесса будет мощный фондовый кризис, в результате которого часть денежных активов сгорит. Вопрос – сколько.
Пользуясь аналогией с 1929 годом, можно попытаться оценить потери. Только за три месяца 1929 года после начала кризиса американского фондового рынка котировки акций упали примерно на 40%. А за три года стоимость фондовых активов снизилась почти в 10 раз. Если подобное повторится сейчас, то только США может сгореть фиктивного капитала на сумму от 4 до 9 трлн. Долларов, что ровно объёму американского ВВП! А по всему миру сгорит в два раза больше.
Что до этого России
Россия, пойдя по пути открытой экономики, к началу кризиса мирового хозяйства оказалось сильно зависимой от мировой конъюнктуры. Для нас оказались катастрофой и падение мировых цен на все сырьевые товары, и уход инвесторов со всех рискованных рынков, к коим без сомнения, относится и Россия. Однако парадокс заключается в том, что преобразование кризиса ЮВА в глобальный может оказаться выгодным для нашей страны. Во первых, это связано с теми изменениями системы функционирования международных финансовых рынков, которые должны стать следствием кризиса. Мировой финансовый рынок станет более регулируемым, принципиально менее рискованным, он будет сильнее ориентирован на реальные инвестиции, которые, приходя в страну, остаются в ней навсегда, и на конец, он перестанет требовать заоблачных доходностей. Во-вторых, в поисках нового хозяйственного стиля мировые капиталы придут и в Россию, а возможно, что после безуспешных поисков в Азии именно сюда они прежде всего и придут. Что мы сможем им предложить?
До сих пор Россия делала ставку на сырьевые отрасли. Так диктовал краткосрочный расчет, так можно было быстро и особенно не напрягаясь заработать деньги. Но сегодняшний кризис показал не перспективность этого пути. Нефтяные и прочие сырьевые компании, безусловно, останутся частью нашей экономики, но ее лидерами они уже не будут.
Раньше много говорили о нашем высокотехнологичном потенциале, накопленном за годы «холодной войны». Потом стало казаться, что этого потенциала уже нет, слишком малы были успехи соответствующих производителей на фоне расцвета «сырьевиков». Однако эти успехи есть. Иностранные инвесторы с удивлением отмечают, что находят в России эффективные, прекрасно управляемые компании, работающие на уровне самых высоких технологий.
Но наши шансы даже больше, чем только высокотехнологичные производства. Не раз за последние годы можно было услышать, что Россия в ближайшие десятилетия имеет возможность стать самой современной державой, поскольку она всегда существовала на стыке культур, а сложившееся за это время культурное многообразие и способность к адаптации чужих навыков и преимуществ может оказаться самым важным конкурентным преимуществом новой траектории хозяйственного развития мира.
В следующем веке самым дорогим товаром станет стиль. В этом суть сегодняшних устремлений людей, они хотят почувствовать себя собой. Насколько это соответствует духовным идеалам той же России, не имеет принципиального значения. Если такие устремления подспудно существуют, их надо удовлетворить – хуже не будет. Однако чтобы дифференциация мира сложилась реально, необходимо достаточное многообразие стилей, а его сегодня нет.
Вот, собственно, и путь преодоления мирового хозяйственного хаоса и формирования центров реального приложения капиталов. Та зона мирового хозяйства, где будут рождаться новые стили, и станет притягивать деньги. И, по видимому, именно это имеет в виду западные предприниматели, когда ищут свежее ноу-хау в России.
Глупо было бы не использовать такой шанс, и столь же не разумно было бы надеяться на то, что уже завтра начнется подъем национальной экономики на базе стилеобразующих отраслей. Их потребуется искать и культивировать, создавать институты, которые обеспечат переток ресурсов в эти сектора экономики. На это уйдут годы. И это будут нелегкие годы.

                                                                                        Татьяна Гурова
Андрей Кобяков

Социальный инжиниринг будущего

21

Скорость мысли Бога

Алгоритм обработки информации (анализа и синтеза) работает на увеличение скорости мысли. Да, скорость мышления можно увеличивать с помощью интеллектуальных инструментов.

Квантовый капитализм и квантовое мышление

Уровень развития, как и доминанта ценностей человека определяет общественно-историческую формацию, и наоборот.